Москва. 12 июля. INTERFAX.RU — Одним из немногих положительных последствий пандемии в мире сделалось улучшение состояния окружающей среды. Реки и водоемы значительно очистились от сбросов запятанных сточных вод, атмосфера – от вредных выбросов. Снизилась эмиссия парниковых газов, плохо влияющих на конфигурации атмосферного климата. Эта неувязка в крайние годы стала одной из главных в мировой экономической и политической повестке и дискуссировалась не только лишь климатологами, экологами, политиками, предпринимателями, да и самыми широкими слоями общества. Что ожидает мир и Россию опосля пандемии? Как мировое общество будет снижать размер выбросов парниковых газов в атмосферу? И каковы оптимальные подходы к выстраиванию государственной «климатической» политики, беря во внимание, что она неразрывно связана с решением остроактуальных и длительных заморочек развития русской экономики в целом и, в индивидуальности, энергетики?
Эти и остальные вопросцы наш особый корреспондент Вячеслав Терехов обсудил за круглым столом с ведущими учеными Института народнохозяйственного прогнозирования РАН (Российская академия наук — государственная академия наук, высшая научная организация Российской Федерации, ведущий центр фундаментальных исследований в области естественных и общественных наук), не так давно завершившими огромное исследование на эту непростую тему: его директором, академиком РАН (Российская академия наук — государственная академия наук, высшая научная организация Российской Федерации, ведущий центр фундаментальных исследований в области естественных и общественных наук) Борисом Порфирьевым, заместителем директора, членом-корреспондентом РАН (Российская академия наук — государственная академия наук, высшая научная организация Российской Федерации, ведущий центр фундаментальных исследований в области естественных и общественных наук) Александром Шировым и старшим научным сотрудником Андреем Колпаковым.
Эпидемия посодействовала?
Борис Порфирьев: Улучшение свойства окружающей среды и уменьшение техногенной перегрузки зарегистрированы фактически во всех странах мира, включая Россию. Но ликовать сиим подходящим переменам заблаговременно. В особенности если учитывать, какой ценой исходя из убеждений развития экономики и, как следует, уровня жизни достигнуты эти улучшения. Стоит, как говорится, овчинка выделки? Обратимся к опыту недавнешнего прошедшего. Кризис 2009 года привел к падению темпов мирового ВВП (Валовой внутренний продукт — макроэкономический показатель, отражающий рыночную стоимость всех конечных товаров и услуг, то есть предназначенных для непосредственного употребления, произведённых за год во всех отраслях экономики на территории государства) на 2%, русского ВВП (Валовой внутренний продукт — макроэкономический показатель, отражающий рыночную стоимость всех конечных товаров и услуг, то есть предназначенных для непосредственного употребления, произведённых за год во всех отраслях экономики на территории государства) – на 7,8%, нехорошие социально-экономические последствия чего же до сего времени ощущаются популяцией и делом большинства государств. При всем этом размер выбросов парниковых газов сократился на 1%. Но уже к 2010 году он вырос на 6%, а в целом за период с 2010 по 2016 год в процессе энергичного подъема экономики – на 12%. Разумно ждать такого же и в связи с текущим кризисом – и жизнь подтверждает эти ожидания: если сначала апреля на мировом пике мер карантина и связанного с сиим падения производства размер глобальных дневных выбросов СО2 был ниже уровня апреля 2019 года на 17%, то уже к середине июня текущего года этот разрыв ужался до 4,7%. Специалисты из Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР) и Интернационального денежного фонда (МВФ) ухудшили свои прогнозы мировой экономической динамики – до конца года ранее предполагаемое сокращение мирового ВВП (Валовой внутренний продукт — макроэкономический показатель, отражающий рыночную стоимость всех конечных товаров и услуг, то есть предназначенных для непосредственного употребления, произведённых за год во всех отраслях экономики на территории государства) на 3% сейчас оценивается в 5% и наиболее (со всеми вытекающими отсюда социально-экономическими последствиями). Но мы полагаем, что апрельский прогноз Интернационального энергетического агентства (МЭА) о понижении глобальных выбросов парниковых газов до конца 2020 года (по сопоставлению с 2019 г.) на 5-7% остается в силе. Это значит, что в этом году гарантированно не будет достигнуто и 10%-ое понижение эмиссии парниковых газов, а ведь Парижское соглашение предугадывает сокращение выбросов к 2050 году наиболее чем в четыре раза!
Александр Широв
Фото: Николай Галкин/ТАСС
— Означает выполнение данной для нас цели Парижского соглашения нереально ни в коем случае?
Александр Широв: Может быть, но лишь при условии тектонических сдвигов в энергетике, в отраслевой структуре производства, при значимом прогрессе в секторе землепользования и лесного хозяйства, до этого всего в увеличении потенциала поглощения парниковых газов лесами. При всем этом также нужно изменение не только лишь потребительского поведения, да и всего вида жизни населения. Ясно, что для решений таковых циклопических задач, даже если большая часть населения земного шара и муниципальные руководители воспримут их как программку действий, потребуются большие ресурсы и долгое время. Это, в свою очередь, востребует соответственных размеров доходов, единственным источником которых является устойчивый рост экономики. По другому все никчемно.
— Думаю, что навряд ли таковой переворот и в сознании, и в экономике достижим в наиблежайшие годы, тем наиболее в среднеразвитых странах?
АШ: В протяжении крайнего десятилетия среднегодовые темпы экономического роста в Рф не превосходили 1%, что привело к стагнации настоящих доходов населения и отсутствию высококачественных улучшений с уровнем бедности. Это вызывает огромную озабоченность в русском обществе и у власти. Означает нужно достигнуть убыстрения темпов роста и модернизации экономики. Но неувязка состоит в том, что увеличение динамики экономического роста при существующем отставании Рф по уровню применяемых технологий уже через 10-15 лет может войти в противоречие с целями по сдерживанию выбросов парниковых газов в рамках Парижского соглашения и с выполнением связанных с сиим обязанностей нашей страны – удержанием к 2030-2035 году эмиссии в границах 70-75% от уровня 1990 года. И это не говоря о том, что Парижское соглашение предугадывает принцип увеличения амбициозности обязанностей, что лишь обостряет ситуацию.
Андрей Колпаков: При всем этом необходимо осознавать, что технический потенциал понижения выбросов достаточно большенный. Список принципных направлений включает увеличение энергоэффективности всех сфер экономики, структурную трансформацию отраслей в сторону понижения эмиссии парниковых газов и максимизацию всасывающей возможности природных экосистем. И в любом направлении можно выделить огромное количество отдельных мер: внедрение лучших доступных технологий; увеличение степени переработки сырья; лесопосадки; ликвидация утечек загрязняющих веществ в ТЭК и применение технологий улавливания выбросов. Нужно также развитие возобновляемых источников энергии и умных сетей в электроэнергетике, в металлургии — электровыплавки , электромобилей – на транспорте , электронных плит – в бытовом секторе. И в конце концов, современных систем воззвания с коммунальными отходами в ЖКХ, почвосберегающих технологий – в сельском хозяйстве и так дальше. Вопросец только в том, какие из этих мер экономически эффективны (либо скажем применимы) в русских критериях, а какие нет.
Незапятнанная энергия вероятна?
— Очень непонятно достигнуть выполнения задачки по полному устранению и недопущению эмиссии загрязняющих веществ в окружающую среду. Примеры бесхозяйственного и безответственного дела к природе возникают у нас часто. В этом году — «Норникель».
АШ: Все неразрывно соединено с уровнем инвестиций в обновление основного капитала и вложений в развитие людского капитала, до этого всего познаний. Отсюда следует обычной, но «архиважный» вывод: в критериях низких темпов экономического роста, слабенькой вкладывательной активности и недостающего финансирования науки и образования переход Рф на линию движения устойчивого социально экономического развития с низким уровнем выбросов нереалистичен или растягивается на неопределенно длинный срок.
БП: Очередной принципиальный вывод: политика развития с низким уровнем эмиссии парниковых газов не быть может разделена от общей стратегии социально экономического развития. Она обязана являться ее органической составляющей, увязанной с достижением приоритетных целей устойчивого развития по понижению бедности, укреплению здоровья и продовольственной сохранности, увеличению уровня и обеспечению действенной занятости населения и др. При всем этом в сфере энергетики нужно достигнуть обеспечение энергией по доступной по стоимости и уровню удобства всех людей страны. Таковая политика просит всеохватывающих структурных и технологических преобразований в экономике, в том числе в энергетике. Они не могут сводиться только либо основным образом к решению задачки сокращения выбросов парниковых газов, на что нацеливают концепции низкоуглеродной и/либо климатической экономики. В базе этих концепций – приоритетное развитие возобновляемых источников энергии (солнечной, ветровой и остальных видов неископаемых источников – ИФ), электрификация, в том числе на транспорте с применением водородных технологий.
Борис Порфирьев
Фото: Донат Сорокин/фотохост-агентство ТАСС
АК: А именно, 8 июля Еврокомиссия представила «водородную» стратегию, в какой особенное внимание уделяется получению водорода методом электролиза с внедрением электроэнергии, генерируемой на базе возобновляемых источников. Получение такового «возобновляемого» водорода не просит ископаемых топлив, и потому при сжигании он оставляет лишь водяной пар заместо парниковых газов, другими словами является источником незапятанной энергии. Ранее в июне Германия, стремящаяся стать фаворитом на зарождающемся рынке водородных технологий, приняла свою национальную водородную стратегию. Остальные страны (в том числе и за пределами ЕС) пока ведут себя скромнее в отношении водородной темы – все таки новейшие технологии находятся на стадии разработки и, по последней мере, далеки от коммерческого использования. Вкупе с тем это не понижает научной ценности ведущихся работ, в каких интенсивно участвует и наш Газпром. Его разработки технологии метано-водородной консистенции, транспортировка которой вероятна при задействовании уже имеющейся инфраструктуры, могут иметь огромное экономическое будущее при их востребованности в Европе. Для Европы – это значимые выгоды, связанные со понижением импорта нефти и природного газа, также улучшением характеристик эмиссии парниковых газов; для Рф – возможность встроиться в многообещающие технологические цепочки.
— Означает, утрированно говоря, мир может объявить переход со последующего года на низкоуглеродную экономику и долой нефть и уголь! Убьем сходу 2-ух зайцев: выбросы сократим и энергетику перестроим. Так?
АК: Нет, не так. Сторонники такового перехода упускают из вида одно принципное событие: создание новейшей надежной низкоуглеродной энергетической системы, даже с учетом оживленного понижения капиталоемкости «зеленоватых» технологий, в том числе водородных, требуют кратного роста издержек на энергию до беспримерно больших уровней – с текущих 8% мирового ВВП (Валовой внутренний продукт — макроэкономический показатель, отражающий рыночную стоимость всех конечных товаров и услуг, то есть предназначенных для непосредственного употребления, произведённых за год во всех отраслях экономики на территории государства) до практически 30% к 2035-2040 гг. Это фактически несовместимо с экономическим ростом, и по нашим оценкам станет главным ограничением на пути реализации ускоренных сценариев глобального энергетического перехода.
К тому же углеродный налог!
— Программка «Европейский зеленоватый курс» (European Green Deal), объявленная политическим управлением ЕС стержнем политики постпандемического восстановления и развития экономики Европы, предугадывает кроме остального, возможность введения уже в наиблежайшие годы трансграничного углеродного налога. Им будет облагаться экспортируемая в ЕС продукция с углеродным следом, превосходящим европейский эталон. Таковым образом, считают создатели программки, они избавляют одну из основных обстоятельств, которая приводит к изменению атмосферного климата. Как это может отразиться на Рф?
АШ: Необходимо осознавать, что трансграничный углеродный налог имеет несколько важных эффектов. С одной стороны, введение такового налога дает сигнал всем экспортерам о необходимости перехода на «зеленоватые» решения (которые весьма к слову можно приобрести у европейских поставщиков). Но как обосновывают наши (и не только лишь наши) исследования, Наша родина не заходит в число государств, выигрывающих от реализации низкоуглеродной стратегии развития с упором на ВИЭ, в особенности по брутальному типу, предусматривающему сжатые в полтора-два десятилетия сроки таковой конструктивной трансформации. Сценарии стремительных переходов на низкоуглеродное развитие могут не только лишь плохо влиять на наружный спрос на русское горючее, да и способны ограничивать эффективность цепочек сотворения добавленной цены в топливно-энергетическом комплексе. Не считая того, это вызовет нехорошие ценовые и налоговые последствия, сдерживающие модернизацию и развитие русской экономики. Иной эффект введения трансграничного углеродного налога состоит в том, что он может выступать мерой нетарифного регулирования наружной торговли. Другими словами в наиблежайшей перспективе мы можем столкнуться с рисками того, что климатическая повестка станет предлогом и инвентарем дискриминации русской энергетики и экономики.
АК: По нашим расчетам, прямые утраты экономики Рф от введения трансграничного углеродного налогообложения ее продуктов, экспортируемых в ЕС, составят порядка 3 миллиардов евро раз в год. Полные каждогодние утраты экономики с учетом мультипликативных эффектов – до 4 миллиардов евро. Главными возможными плательщиками будут последующие сектора: нефтяной (на него придется приблизительно 25% всей суммы), газовый (30%), угольный (15%) и металлургический (около 20% общих выплат).
БП: Сценарий с трансграничным регулированием выбросов практически игнорирует либо, как минимум, серьезно недооценивает настоящую, в том числе мировую, значимость топливно-энергетических ресурсов Рф, также инфраструктуры для их добычи и транспортировки. Для Рф поспешное сворачивание углеводородной энергетики обернется удорожанием ресурсов и может быть девальвацией государственной валюты. Для мировой экономики – согласно крайним прогнозным оценкам профессионалов МЭА – обнуление инвестиций в имеющиеся месторождения нефти и газа может привести к каждогоднему 8%-ому падению размеров их добычи в наиблежайшие 20 лет, которое будет превосходить хоть какой реально мыслимый уровень понижения спроса на эти углеводороды.
АШ: С иной стороны, наши расчеты демонстрируют, что весь комплекс взаимодействий меж ТЭК и русской экономикой в целом может потенциально добавить до 1-го процентного пт к среднегодовым темпам роста в период до 2035 года. Утрата этого вклада значительно осложнит ситуацию в русской экономике, поставит под опасность способности устойчивого экономического роста в средне – и длительной перспективе.
Не бежать впереди паровоза!
— Можно ли отыскать разумный баланс меж развитием экономики, в том числе и энергетики и эколого-климатическими задачками?
БП: Непременно. Наша родина является мировым фаворитом по понижению эмиссии парниковых газов и одним из огромнейших погодных и экологических доноров. Лесные и водно-болотные экосистемы нашей страны обеспечивают поглощение наиболее млрд тонн этих газов! Потому Наша родина не обязана «бежать впереди паровоза» и принимать на себя чрезвычайно твердые климатические обязательства, ведущие к ограничению социально-экономического развития страны, тем наиболее в критериях кризиса. Наши главные препядствия, в том числе в сфере экологии и атмосферного климата, соединены не с уровнем выбросов парниковых газов, а со стагнацией экономики, с низким уровнем и динамикой инвестиций, также темпами ее структурно-технологической модернизации.
АШ: Потому, что касается макроэкономических ценностей, мы считаем, что нужно до 2030 года достигнуть среднегодовых темпов экономического роста не ниже 3% и роста инвестиций в технологическое обновление основного капитала в среднем на 10% в год до уровня 25% ВВП (Валовой внутренний продукт — макроэкономический показатель, отражающий рыночную стоимость всех конечных товаров и услуг, то есть предназначенных для непосредственного употребления, произведённых за год во всех отраслях экономики на территории государства). Естественно, суровое внимание обязано быть уделено увеличению энергоэффективности экономики. Это дозволит сразу снижать издержки и выбросы парниковых газов, обеспечивая уменьшение экологических и погодных рисков, также увеличение рентабельности и конкурентоспособности производства. При всем этом необходимо созодать упор не на экономию энергии (в том числе через принуждение к энергосбережению за счет ценовых, налоговых и остальных стимулов), а содействовать активизации инвестиций в модернизацию структуры и технологическое перевооружение экономики, в том числе ее энергетического сектора.
— Можно ли привести примеры действенных действий по понижению выбросов в различных отраслях русской экономики?
АК: Мы считаем, что ценность необходимо отдавать стимулированию тех структурных сдвигов, которые отвечают государственным интересам Рф, другими словами используют технологические и логистические цепочки снутри страны и не ведут к чрезмерному росту цен. В ТЭК это повышение использования природного газа, атомной энергии, комбинированной выработки электроэнергии и тепла. Важное по размерам наращивание использования ВИЭ, электромобилей и систем хранения электроэнергии будет применимым лишь в случае их удачной локализации и понижения издержек на создание. В металлургии, к примеру, как в особо энергоемком производстве, нужно провоцировать наиболее действенное внедрение кокса и повышение толики электроплавки. В машиностроении – увеличение эффективности электродвигателей, на транспорте – рост толики авто на газомоторном горючем, в сельском хозяйстве – внедрение высокопродуктивных пород большого рогатого скота, в ЖКХ – увеличение толики энергоактивных и энергопассивных спостроек.
БП: При всем этом снова хотелось бы возвратиться к вопросцу о «зеленоватой» экономике. Недозволено считать, что зеленоватые технологии – это другие виды энергии. Нет, это действенное внедрение и капитализация естественных природных преимуществ Рф в виде аква, лесных и почвенных ресурсов. И основное, в индустрии ценность должен отдаваться развитию экологических незапятнанных производств и технологий замкнутого цикла. Все эти мероприятия тесновато переплетаются с решением задач как экономического подъёма, так и бережного дела к экологии и климату. Одно от другого оторвать недозволено!